Величайшим наслаждением для него было видеть, как у ледяного порога (лед с материка снимался слоями) подъемный кран несчетный раз спускал на ажурной стреле металлическую форму будущего ледяного снаряда. Электрический ток нагревал ее и протаивал щель между будущим снарядом и монолитом льда; в нижнюю часть вырезанной так ледяной ракеты тем временем устанавливали реактивный двигатель и баки с горючим. По мысли Даля, все это делалось изо льда, лишь дюзы покрывались тугоплавким веществом. Предусмотренные Далем огромные ускорения разгона позволяли достигнуть нужной космической скорости так быстро, что ни ледяные дюзы, ни примыкающие к ним части корабля не успевали оплавиться, не считая внешней оболочки снаряда, соприкасающейся с воздухом. И оплавленные лишь снаружи, корабли летели в холодном космосе по расчетной трассе, автоматически корректируемые в пути.
Даль так и не отвык по-детски радоваться, когда от ледяной стены, стелясь по снегу, к нему рвалось темное облако газов. Вспыхивало пламя и, превратившись в огненный столб, поднимало на себе ледяную башню. Словно в раздумье постояв на месте, она молниеносно скрывалась в небе, оставляя после себя струи дыма и пара.
Взрыв ледяного снаряда в воздухе (до выхода его в космос) Даль увидел своими глазами и рассердился пока неизвестно на кого. Никакой тревоги он не почувствовал, отлично зная, что вероятность несчастья с ожидавшимися гостями от падения строптивого снаряда исчезающе мала. К домику на салазках он пошел, чтобы устроить разгром своим помощникам, ознакомиться со всеми контрольными замерами взорвавшегося двигателя и записью его работы. В этом же домике на полозьях была и приготовленная гостям комната. Даль уступил им ее, перебравшись в свою рабочую конурку, рядом с радиорубкой.
Испуганный радист, не накинув даже на себя шубы, выскочил на мороз, ожидая Даля Александровича.
— Она плачет! — вместе с облачком пара выдохнул он.
Даль бросился в радиорубку и стал слушать никому, кроме него одного, не понятные слова.
Потом Даль Александрович действовал с присущей ему быстротой. Разгромив своих помощников, отдавая краткие и точные распоряжения, он снарядил спасательный отряд вездеходов.
— Пешком ведь пойдет. Можно догадаться. Нас-то не слышит, — озабоченно говорил он.
Отряд вездеходов с радиолокаторами, способными обнаружить любой предмет среди снегов, помчался навстречу не дошедшему до цели вездеходу с марсианами.
Придя в себя, Эра увидела склонившегося над собой старичка с бело-желтыми волосами и живыми темными глазами. Большая его голова сидела на такой короткой шее, что казалась чуть ли не вдавленной в плечи. Он заговорил с нею на языке древних мариан.
— Даль? — отозвалась слабым голосом Эра. Ведь это мог быть только он! Здравствуй. Где Инко?
— Он рядом с тобой, но:
— Он плох? Говори прямо. Я врач. Переливание крови?
— Так считают наши врачи, но:
— Кровь мариан отличается от крови людей? Знаю. Так не теряйте времени. Я отдаю свою кровь.
— Подойдет ли она Инко? Мы еще не установили.
— В горький день нашей прежней жизни красавица дикарка отравила меня соком гаямачи. Из ревности, о которой я тогда впервые услышала на Земле. Инко дал мне в тот день свою кровь. Она и сейчас течет в моих жилах, и я отдам ее ему обратно.
— Мы на это рассчитывали. Для операции все готово. Видно, не напрасно наш лагерь называется "База переливания крови".
Инко Тихий, оправившийся от ран, сидел у постели Эры и вглядывался в ее лицо.
Она спала, словно в саркофаге-биованне. Но лицо ее было иным, чем в "Хранилище Жизни". Инко старался утешить себя — ведь потрясения не могли пройти бесследно.
Эра открыла глаза, увидела Инко и улыбнулась. Улыбка сразу омолодила ее.
Инко облегченно вздохнул. Конечно, ему это только показалось! Ведь не замечает же ничего Даль. Напротив, он даже сказал, что вид Эры, совсем прежней, волшебно молодит и его, Инко:
Космический корабль, в котором мы с Эрой летим, "МАРЗЕМ-119" ("Марс-Земля, сто девятнадцатый") идет на посадку, и нет сил сдержать сердцебиение, которое начинается у меня всякий раз при посещении родной планеты. Что же ощущает тогда моя Эра, сидящая рядом?
В иллюминаторах мелькают огненные полосы — знак торможения в новой марсианской атмосфере. Внизу беспредельным океаном расстилается зеленая равнина с голубыми кружками озер, в которых на миг отражается маленькое наше солнце, и тогда они вспыхивают рассыпанными внизу зеркальцами.
— Горы! Наши горы! — взволнованно узнает Эра.
— Да, родная, знакомые места, — отзываюсь я и с улыбкой добавляю: — А пустыни больше нет.
Эра жадно смотрит в круглое окно.
После посадки видно, что привезенные с Земли деревья и кустарники всюду привились в углекислой атмосфере и благодаря ей и половинной тяжести вымахали вдвое по сравнению с земными сородичами.
— Какие исполины! — любуется ими Эра.
Я помогаю ей надеть маску и заплечные баллоны, как аквалангистке.
Земные космонавты радушно провожают нас до шлюза корабля.
Итак, мы дома! Но:
Мы идем друг за другом по пояс в траве. Озеро вблизи — зеленоватое, местами прикрытое туманом. Оно выглядит как зацветший пруд благодаря водорослям хлореллы, которые вместе с новыми лесами и травами трудятся сейчас по всей планете, насыщая ее атмосферу живительным кислородом.
Так хотелось бы снять маски, вдохнуть его, но пока еще рано:
— Здесь был кратер войны распада Деймо и Фобо, — напоминаю я.